– Так что, есть земели? Из Бабилона?
В это время вернулся из умывальника Гек, который только что получил очередную порцию мордотыков.
– Я с Бабилона, – ответил он, почуяв просвет в конце тоннеля.
– Что ты свистишь, Мизер (лагерная кличка Гека была – Мизер, за малый рост и возраст), ты же из Иневии. Чомбе, брешет он, не слушай урода, – подал голос Тумба, толстый армянин из числа нетаков.
– Я из Бабилона, – спокойно повторил Гек, понимая, что даже призрачного шанса на изменение в судьбе упускать нельзя.
– А где ты жил? – И пошёл дотошный и беспорядочный разговор: кого знаешь, да чего видел… Все получилось в цвет: Чомбе учился в той же пятьдесят пятой школе, что и Гек, только находился по другую сторону баррикады во внешкольное время. Игра под патрончики была его страстью, но возраст уже не позволял, как бывало, шастать по стрельбищу… На зоне земляки редки, а территориальные разногласия – они для воли.
– Бьют?
– Постоянно. Рамон, бугор отряда, псина позорная, докапывается ни за что.
– А нетаки не вступались?
– А чего бы им за меня вступаться, меня с воли не греют, а так – кто я им?
– Пошли, в нашем углу спать будешь! – Вдруг спохватился: – Гурам, Мизер по жизни – он как?
– Ништяк, хоть и маленький. Говна в нем нет, – отозвался все тот же армянин. – Я и сам вмешаться уже хотел…
«Долго же ты собирался», – мысленно ответил ему Гек.
Ветер на холме
Споткнулся о подснежник.
Январский ветер.
– Гля, гля, робя! Как Мизер наворачивает! – хохотал в тот вечер подвыпивший Чомбе, показывая на Гека пальцем. – Бациллой небось давно не разговлялся?
– С воли, – улыбался Гек раздутыми от колбасы щеками.
Гуляли вшестером в каптёрке у Гурамова земляка, каптерщика Стефана Папикяна, по прозвищу Попус. Ещё один нетак симулировал аппендицит в больничке, один сидел в изоляторе, один был в ночной смене на промзоне (караулил «чёрную» – посылку со жратвой, чаем, куревом и выпивкой; его долю отложили отдельно). Гек отказался от рома, присланного Чомбе нетаками из второго отряда, где тот жил во время прошлой отсидки, пил лимонад; остальные разбавляли одно другим в индивидуальных пропорциях. Стол был богатый: помимо выпивки и палки полукопчёной колбасы нарезаны были две буханки чёрного, свежего ещё хлеба, стояли две банки шпрот, помидоры, зелёный лук, килограммовая банка тушёнки, солидный, граммов на двести, кус мягкого жёлтого масла, куб цейлонского чая и пригоршня конфет. Весь этот год Гек вёл полуголодное существование, посылок ему никто не слал, угощали его товарищи по отряду исключительно редко, поскольку не было в нем влияния и силы, а кормили на зоне хоть и по нормам, но, видимо, плохие это были нормы. Да ещё усыхал приварок по дороге на лагерный стол.
Два производства было на промзоне: делали телевизионные кабели на экструдерах, там же лили шнуры-удлинители на пресс-автоматах, в другом корпусе гнали обои для производственных и канцелярских помещений. Гек работал на оплётке – медными нитями накладывал экран на кабельную жилу. Работа простая, но надо было следить за исправностью сменных обматывающих устройств – коклюшек, у которых постоянно перетирались держащие крючки. Коклюшки приходилось часто менять, а слесарь, обеспечивавший новые коклюшки, был из вольнонаёмных – вечно под мухой и ленивый. Кое-как норму Гек научился вырабатывать, но о доппайке и речи быть не могло. Редко когда удавалось спереть шнур или моток с кабелем, чтобы загнать их слесарю или другому вольнонаёмному, которым заказан был путь в цех готовой продукции. Расплата шла натурой: хлебом, сахаром, куревом, реже деньгами. Курево Гек менял дальше – на хлеб или порцию каши, ячневой или перловой, других на зоне не бывало. Раз он как-то ухватил холодного копчения скумбрию – больше половины рыбины, вкусной и жирной, только пить потом очень хотелось. Ну, да не этап – отошёл к крану да пей сколько хочешь.
Битьё кончилось. Гек пока ещё не вышел в полноправные нетаки, в изолятор не спускался, но к тому дело шло: работать он перестал, норму теперь ему и так закрывали, режим нарушал по целому ряду позиций: робу носил ушитую, учиться бросил, играл в карты, держал неположенное – мойку, стиры, вшивник (лезвие бритвы, карты, неуставную одежду). Рамон косился и урчал глухо, но громко выступать опасался – нетаки были резкими ребятами и разборок не боялись: им досрочное освобождение не светит. Норму Гек вырабатывал в карты. У него прорезались потрясающие способности к игре в покер и блэк-джек. И если в блэк-джек отныне ему играть было вроде как и не положено, то в штосс и покер, законные блатные игры, – сколько угодно.
«Исполнять» Гека научил все тот же Чомбе, лидер нетаков тринадцатого отряда и звезда зоны. Гек с такой скоростью овладевал наукой, что через полгода с лёгкостью обшпиливал учителя его же колодой. Чомбе, конечно, это казалось иной раз обидным, но он нашёл в себе силы и не возбухал. Однажды они заигрались и не заметили, как к ним подкрался старший воспитатель зоны. Оба огребли по максимуму: десять суток штрафного изолятора. Чомбе отсидел и вышел, а Гек принял ещё пять суток за пререкания с дежурным воспитателем. Холодно сиделось в трюме и голодно, грев для него пропулить не представлялось возможным, а холодно здесь было всегда, даже летом. Но по выходе его ждала радость немалая: на устроенном в его честь «банкете» в той же каптёрке ему выдали новые сапоги и разрешили сделать портачку на предплечье – тюльпан, обвитый проволокой с тремя колючками и тремя буковками, разделёнными точками. Теперь он был полноправный нетак, хотя и в новом своём качестве упорно от выпивки отказывался, разве что чифиря глоточек делал на общих сборищах.
Прошёл ещё год, второй из трех начисленных. Откинулся досрочно Рамон, главный обидчик Гека. Нетаки накануне привели его в склад (дело было на промзоне), где Гек избивал его в течение часа с малыми перерывами (когда шухер объявляли). Рамон и не пытался даже ответить, хотя всяко был крепче Гека: ему исполнилось семнадцать, а Геку двенадцать… Гек перед избиением объявил ему ультиматум: или за свой прошлый беспредел он вытерпит разовое избиение без опускания, или вместо воли поедет на кладбище вперёд ногами, в чем Гек побожился отчаянно и вслух перед Рамоном и всеми нетаками. Рамон струсил: такая ненависть горела в глазах Гека, что Рамон даже и не усомнился, что божба этого гадёныша – не блеф. Жизнь одна, а свобода близко… Да и остальные нетаки не простят, если один из этих гнид из-за него опарафинится… Рамон выдержал избиение, но в тот же день, по его заявлению, подкреплённому экспертизой, Гека спустили в трюм, а оттуда принялись таскать на допросы – мелькнуло стремительное внутризонное следствие и завершилось второй судимостью: недоказанная угроза убийством не прошла, но злостное хулиганство – было. Так Гек раскрутился ещё на два года (взрослых, естественно, а реально – ещё один год к трём накопленным). Со стороны Рамона правил игры не было нарушено, козлам положено поступать по-козлиному, но отныне тянуть срок ему не рекомендовалось, особенно на чёрном взросляке, хотя даже и скуржавые таких не уважали.
– Чомбе, слушай, не в падлу: одолжи десятку. В четвёртом отряде очередь на портачку подошла, Хирург ждать не будет. Через три недели отдам, либо с фарта какого, так и пораньше, а, Чомбе? – Указатель, парнишка лет пятнадцати, нетак и страстный любитель татуировок, уцепился за его плечо и мешал сделать ход, с мысли сбивал, а позиция на доске и так хреновая…
– Нету у меня, нету. Позавчера все потратил, до нуля.
– Ну Чомбе, отдам ведь…
– Да нету, сказал же! – Чомбе оторвал взгляд от доски, махнул подбородком в сторону Тумбы: – Вон, у черножопого попроси, он при деньгах, наверное.
– Это кто, это я черножопый!? – горько поразился толстяк, оторванный от своего занятия – письма на волю, домашним. – Зачем так говоришь? Да рядом с твоей жопой даже угольная куча сугробом выглядит, мамой клянусь!… – Гурам медленно распалялся: – Ты, Чомбе-момбе, ты в зеркало себя видел?… Один раз посмотри, да? Отломи свой хвост…
Чомбе захохотал и, не слушая дальше флегматичного армянина, похожего на носорога в ярости, стал осыпать его новыми насмешками и подколками. Забыты были письмо, шахматы, Указатель, Гек, крик поднялся чуть ли не на всю промзону.
Гек повздыхал немного, потом полез в задний карман своей робы, отныне чёрной, чистой и выглаженной, и вынул пачку сложенных пополам купюр:
– Указ, держи, ровно десять. – Он отсчитал десять одноталерных бумажек. – Только не забудь, не позже чем через месяц отдай. Эти до съёма спорить будут, любимое их занятие…
– Да я раньше, через три недели отдам: мне из дому бердану должны прислать, без проблем. Ну Малёк, ну выручил! Дай краба, я порыл…
(После суда, когда Гек «расписался» за очередной срок и поднялся в зону, к нему подошли ребята: Гурам Тумба, Чомбе и Повидло из их отряда и Слон с двумя спутниками из первого. Слон считался главнетаком зоны. Все поздоровались за руку, потом Слон сразу перешёл к делу:
